- Глаза у него, значит, огромные, как у совы! И горят потусторонним пламенем, словно у адской ищейки. Только на тебя посмотрит, только зыркнет, как сразу к месту прирастаешь, будто бы ноги каменными стали. Зубы торчат огроменные изо рта, каждый клык с указательный палец величиной. И острющие при этом, ну, на вид, словно металл перекусить способны как тонкую хлебную палочку. Поговаривают даже, что во время одного из боев он вражеский меч зубами ухватил да сгрыз его до рукояти с такой легкостью, с какой бобер ствол у дерева раскалывает. Руки сильные, длинные и как у обезьяны до колен свисают. Везде такими ручищами провинившихся настигнет и поймает, сопротивляться не сможешь. Голос сильный, страшный - только чуть прикрикнет, как у слабых духом сразу сердце от ужаса замирает и пропускать удары начинает. Все он видит, все слышит, все знает. Ты на том конце города находясь только на секундочку глаза сомкнешь, как он уж из своего кабинета на тебя штраф пишет да донесение вышестоящему начальству. Сколько молодых от службы и карьеры своей отказались под его гнетом, сколько уже бывалых служивых до сих пор никак от его муштрования оправиться не могут... Страшный человек, словом, страшный. А может, и не человек он вовсе...
-...Простите, но не могу не уточнить. О ком вы, еще раз? - с трудом пытаясь представить себе создание с таким красочным описанием, тихо задал вопрос Гаэтан стражнику из другой патрульной смены.
- О ком, о ком... О капитане вашем! Что, не пересекался с ним еще? Так скоро пересечешься, поверь мне. И моли всех богов, в которых веришь, чтобы тот в хорошем настроении был.
То прижимая к своей груди кипу документов, то периодически пробегаясь по их текстовому содержимому и тем самым напоминая школяра перед важным экзаменом, Гаэтан медленно поднимался по каменным ступеням башни родной Гильдии. Сторожевые, расставленные у каждого лестничного пролета, здоровались с младшим коллегой скупым и молчаливым кивком головы, верно догадываясь, куда молодой человек держит путь. Патрульный словно не замечал их, будто те были не живыми людьми, а декоративными полыми доспехами, расставленными для создания подобающей атмосферы. Оставалось лишь верить и надеяться на то, что те понимали ситуацию и были не в обиде. А что поделать? Мысли Гаэтана были под завязку, до кожаного скрипа до предела надутого воздушного шарика, забиты собранными в одну большую кучку воспоминаниями, образами и фразами трех предыдущих дней и фантазиями на тему предстоящих часов в кабинете начальства. "Нет, ну это же надо было такому случиться! Нет, ну надо же! Ну что за невезение. Ну почему я? Почему именно я? Служил ведь себе спокойно, горя не знал, в такого рода ситуации не попадал, и на тебе раз! Говно случилось", невесело размышлял мужчина, медленно но верно приближаясь к пункту назначение с видом человека, который с каждым шагом все ближе и ближе подходит к плахе, на которой уже с топором в руке стоит палач. Лучи солнца, проникающие в башню сквозь узкие окошки-бойницы, ласковым теплым прикосновением ложились на одну сторону лица, стоило лишь пройти рядом, но исчезали моментально, следовало лишь продолжить путь дальше. Осень пока не начала готовить этот мир к затяжному сну и приходу своей безжалостной сестры, поэтому еще можно было наслаждаться теплыми деньками и подходящим для долгих прогулок настроением. Оставалось лишь надеяться, что после отчета у капитана у него еще будет возможность походить по улочкам этого города на своих двоих, да без опоры и посторонней помощи.
- А если самому в окно сигануть? - невольно вслух начал рассуждать Гаэтан. - То есть, разумеется, предварительно отчитавшись, доложившись и отдав рапорт. Не ждать, пока он со мной чего сделает, а самому выпрыгнуть? А ведь идея! Если сам выпрыгну, то смогу хоть постараться вывалиться так, чтобы что-то падение смягчило или за что-то уцепиться. Это же лучше, чем если ОН сначала мне руки-ноги переломает и уже потом вышвырнет. Значит, решено! Хороший план! Осталось лишь надеяться, что у капитана окно по параметрам доступное для вольного и просторного прыжка из него!
В этом мире было мало людей, способных приободриться от возможности самостоятельно выйти в окно, но факт оставался фактом - спина патрульного стала прямее, взгляд более живым, а густые усы больше уныло не висели по обе стороны от рта. Шаг он, правда, не ускорил. К чему торопить события, верно?
Преодолев за час расстояние, которое обычно даже самый хилый стражник проходит за двадцать минут, Гаэтан наконец добрался до кабинета капитана своего отряда и, сунув кипу пухлых бумаг в подмышку, занес руку и совершил знакомый всем вежливо-извиняющийся-за-беспокойство-и-свое-существование стук в дверь. Да моментально замер, вытянувшись, как по струнке, словно караульный кролик, учуявший в густой высокой траве запах лисицы.