Ноги. Жгло.

С момента появления в этом месте, проклятом, жестоком месте, Бранка так и не смогла найти, куда бы ей податься.  Где бы ни была – монстры, звери, что угодно, и люди, берущие их сторону. Непонятное и тёмное место с вечной луной на небе, которое никогда не меняется. Но боль, даже такая, была никак ни сравнима с тем, что теперь её худший кошмар исполнился – княжна осталась сама. Не в одиночестве, как у себя дома, когда сама закрывалась ото всех, а брошенная всеми, оставленная, преданная. Видела в каждом те глаза – жёлтые, отравляющие, его искажённое ужасной гримасой лицо. Не могла смириться, не принимала то, что случилось.
Места, куда не доходил зелёный огонь, были роскошью. Но, главное, они были. Одним из них было небольшое озерцо, около поселения, в которое девочка боялась входить. Мало ли, кто там и что там. Изредка, правда, храбрилась подойти ближе к небольшим палаточным остановкам и стащить что-то, что лежит «никому не нужное». В любом случае чьи-чьи, а проблемы других её вовсе не волновали. Боялась, конечно, что яд в еду подсыплют, которую она так редко получает. Но лучше умереть от яда, пытаясь выжить, чем даже не пытаться.
В руках – обломок отцовского меча, на душе пустота. В глазах, вечно красных от слёз, почти нет читаемых эмоций. Она долго шляется по местностям, перед тем, как однажды наткнуться на какую-то девчонку, рыщущую около озера. Что-то ищет? Возможно. Бранка нерешительно подкрадывается к незнакомке. Как странно, ступает не так уж и тихо, а та всё равно не обращает на неё внимания. И даже сломанная и хрустнувшая под ногами ветка не заставляет её повернуться на княжну. Ну что же такое? Может, не слышит её?
Какое-то время наследница уже стёртого с земли княжества просто наблюдает за девчушкой. Но, правда, для этого чуть поодаль спряталась, чтобы наверняка не заметили. А та всё рыщет и рыщет, кажется, ища что-то важное для неё. Но что же это может быть?
Так странно. Девочка совсем не кажется страшной, да ещё и, кажется, ровесница ей. Едва ли она несёт прямую угрозу. Можно рискнуть и…

Рука Бранки сама хватается за первый попавшийся камень. Боится она, страшно боится, что и эта окажется каким-то чудовищем. Медленно подходит сзади, надеясь, что раньше времени её не заметят, и, уже оказавшись вплотную, прячет каменюку за спину, положив руку на плечо незнакомке. Зовёт её тем самым, а сама в руках «оружие» сжимает, надеясь в случае чего долбануть хорошенько, прямо по голове, да убежать, куда глаза глядят.
Можно было бы сделать это мечом, но что толку, если княжна раньше оружие даже в руках не держала толком. Так, хваталась пару раз, резалась даже от любопытства. Но не плакала, сама показывала ранки, знала, что ругать не будут. А мать её обрабатывала всё, да приговаривала: «У того боли, у того боли, а у Хвостика не боли».

В любом случае сердце девчушки колотилось бешено, отчего ей, боящейся всего на свете, едва голову не вскружило волнение, отчего, казалось, даже обожжённые ноги подкосились.

Бранка там сама чуть не утопилась от испуга. Ожидала ведь: девчушка, что сидит около озерца, испугается её, дёрнется. А та только повернулась да накричала на юную княжну, отчего та испугалась ещё сильнее.
Ноги подкосились, руки обмякли; несколько шагов назад сделала, да на ветку наступила, ломая ту. Казалось, вечность прошла – ан нет. Всего несколько секунд. Отряхнувшись(а была у неё такая привычка, когда девочка волновалась), она сделала пару шагов вперёд. Камень выбросить боялась, продолжала за спиной держать, но теперь была храбрее и увереннее: переложив воображаемое оружие в левую руку, протянула правую в приветливом жесте. Во всяком случае, если что, сможет дёрнуть и ударить. А сама смотрит не на незнакомку, а сквозь неё, пытаясь понять, что же та тут делает.
– Бранка, просто Бранка, – и ожидающе так смотрит. Надеется, на то, что её поймут, ведь сама, вроде бы, не понимает, что там происходит.  Руку она не отводит довольно долго(для Бранки, конечно же), но всё же отступает немного назад, не позволяя себе сей час ничего лишнего. И стоит так,  ожидая действий, аж пока из воды не повыскакивает несколько пузырей, от которых княжна вскрикнет, с удивлением для себя хватая незнакомку за руку, и потянет за собой, в сторону большого, грузного камня, заграждающего обзор за собой любому, кто попытается за него заглянуть. Она не спрашивает девочку о том, можно ли. Просто заталкивает туда, в укрытие: знает ведь, что ничем хорошим это не кончится. И в этот же момент бросает небольшой камушек, что держала в руках, вытягивая из-за пазухи обломанный меч своего отца, очень надеясь на то, что он ей не пригодится.

Первым из воды выступает ребристый, перепончатый гребешок, похожий на рыбные плавники, какое-то время торчит только этот хохолок, но через мгновения на поверхности воды появляется и голова этого «нечта»: бесформенная жижа, расползающаяся в стороны и утекающая куда-то вниз, где смоль и ничего не видно. Проглядывается кость в проплешинах, прямо между непонятным, зловонным месивом. Каждое движение существа сопровождает щёлканьем его зубов, хорошо виднеющихся из под обвисших, едва различимых ушей. Медленные движения нагоняют ещё больше страху, особенно если учесть, что существо – слепое.
Когда ты слышишь его, он тебя видит.
Когда ты видишь его, он тебя убивает.

Простые мысли, легко читаются, но знакомы ли они вообще девчонкам? По приданиям, тут и находиться-то толком нельзя, а чтобы ещё и расслабляться… ну уж нет. Бранка вновь хватает девочку за руку, и резво тянет за собой, вглубь леса: туда, где она видела каких-то вояк, вооружённых хоть сколь лучше, чем эти две заблудшие души. Нет, княжна даже не думает о том, что их защитят – это жертвоприножение. Она нарочно ведёт за собой незнакомку, а за ними двумя – беса, которого видела тут раньше, но благо, не попадалась ему толком ни разу. Хотя были случаи, когда он обходил её стороной.
Это кровавый, предательский договор: обычная уловка для путников. Княжна выбегает, а за ней идут. Идут и идут, аж пока не доберутся до озерца. А Бранка уже здесь, прячется за камнем, знает, что здесь её найти не могут. Путника сжирают, а она, после, когда чудовище спрячется под воду, забирает себе пожитки. Одичала совсем со временем, пусть его прошло и совсем немного.
Но сейчас совсем не то: девочке на вид столько же, сколько и неудавшейся княгине. Страшно её вот так оставлять, не хочет Бранка ей судьбы своей. А потому бежит в лес, вглубь, прямо до небольшого лагеря странных людей, которые вовсе никогда не покидают этот треклятый, чёртовый лес, в котором происходит всё самое ужасное. Но как можно иначе, если княжну больше нигде не принимают?

Босые ноги обжигает зелёное пламя, кое-где выступающее едва заметными очагами, но нет времени думать об этом. Цокот копыт слышится вот-вот близко, слишком близко и слишком опасно для того, чтобы оглядываться. Она знает: бес идёт по пятам, передвигается по деревьям, хвостом своим изломанным цепляется за стволы, за ветки, ломая их за собой. Он неторопливый: знает, что догонит.

Опушка, обрамлённая деревьями, защищает тех, кто находится там. Бранка знает, куда идти, она уже была здесь, воровала еду и пожитки. Вон там – палатка, а за ней, если углубиться, времянка, закопанная хорошо под землю. Люди туда почти не заходят. В темноте ориентироваться сложно, но девочка точно знает, куда идти. Скрип, кажется, совсем не пугает её. Люк открывается очень тяжело и грузно, но поддаётся, и внутрь малюсенького, едва способного вместить в себя два детских тела, вваливается сначала незнакомка, которую Бранка ухватила за собой, а после и сама княжна. Здесь их не найдут. Здесь они в безопасности.

Здесь есть что-то ещё.